*Нажать сюда, вклюить музыку и слушать её за чтением рецензии*

Кино бывает разным — ироничным и серьёзным, сиюминутным и эпическим, пасмурным и светлым. Фильм «Хористы» я бы назвала лучезарным и воздушным, потому что, подбирая определения, я попала в воздушное пространство, в котором, кроме лучей солнца, не оказалось ничего. Только музыка, доносящаяся из открытого портфеля, поднимающая к небу воздушный змей из детских голосов; музыка, которая доносится до каждого сердца.

Искусствовед Михаил Казиник несколько лет назад сказал: «Современная жизнь тяжела. Представьте, что вы покупаете газету. Раскрываете её, и что вы увидите на первой странице? Неужели рождение нового Моцарта? А может быть, отзыв о великолепном оркестровом концерте? Нет, вам в глаза ударит огромная статья о том, как кто-то кого-то убил, кто-то кого-то обокрал или подставил». Современный человек перестаёт называться современным, когда он хочет любви и света… А «Хористы» пронизаны любовью — от первой ноты своей музыкальной темы и до последней точки лирического, по-осеннему светлого многоточия...

Мир «Хористов» — это мир, близкий натуре главного героя — учителя музыки Клемана Матьё. В послевоенной Франции, лишившись работы, он, усталый путник с партитурой в портфеле, оказывается у ворот закрытой школы для трудных подростков  - «Дна пруда». По ту сторону забора он видит маленького мальчика в коротеньких шортиках и с пальцем в носу.

-Ты кого-то ждёшь?

-Субботу. — говорит мальчуган рассеяно.

-А зачем же ты ждёшь субботы?

-В субботу папа приедет.

Через пару дней Матьё, оставшись в школе на правах учителя музыки, разъясняют ситуацию:

-Это Пипино. Его родители погибли на войне. Но он внушил себе, что они придут за ним в субботу.

-Но почему же вы не скажете ему? — поражается Матьё.

-Мы пробовали. Уже тысячу раз. Он не слушает.

Пипино — это только один портрет из огромной галереи таких же высоких и низких, плотненьких и худощавх мальчишек, которых предстояло учить Матьё. Все эти натуры, лишённые любви, заботы и воспитания, ещё полны удивительной невинности, жаждут мечты и приключения. На первом же уроке Мотье велел написать каждого из них, кем он видит себя в будущем. 

«Я перечитал листки, заполненные учениками. Все мечтали о сказочных профессиях. У меня было двое пожарных, три ковбоя, два шпиона, укротитель тигров, военный лётчик, наполеоновский генерал, пилот воздушного шара...».

Когда в интернате пропала значительная денежная сумма, виновником оказался маленький Лекерэк.

-Зачем же ты украл деньги? Для чего? — вопрошает недоумевающий Матьё.

-Я хотел купить..

-Что ты хотел купить?

-Воздушный шар.

Фильм склеен, как самодельный бумажный змей, из этих мелочей, раз от разу возвращающих нас в мир прощения и светлых слёз. Эта простая французская интонация становится душой фильма, в котором всё так удачно подошло, всё совпало. 

Картину трудно представить без образа Жерарара Жуньо, которого фильм прославил. В списке работ актёра не мало эпизодических, но есть и основные, такие, как, например, в ленте «Париж! Париж!», где всё те же ямочки, искрящиеся глаза, добродушие и высокий мотив обретенного отцовства. «Хористы» лишены многообразной сложности сюжетных линий «Парижа» с несколькими любовными и прочими детективными фигурами. Но «Хористы» несравненно выигрывают цельностью сюжета, сотканного не из взрослых страстей, которые выдают рационализм текста сценария, а из детских, нелепых и высоких поступков. «Хористы» — это только на половину комедия, только на четверть детектив (в «Париже» эти 2 вектора равноправны), но по-сути — эта драма, лишённая ожидаемой натуралистичности, в высшей степени литературная и художественная. Она улыбается в финале той ясной детской улыбкой, к которой трудно раскрутить самый тугозавинченный детектив. На языке этого простого фиьма может говорить только простой образ — им и стал Клеман Матьё в исполнении Жерара Жуньо.

Матьё влюбляет в себя детей, потому что, в отличии от других учителей, видит в них именно детей, а не маленьких дикарей и варваров. Он один остаётся прямо (на сколько это возможно в традициях уклончивого французского характера) против приёма акция-реакция, придуманного честолюбивым и чёрствым директором интерната Рошеном. Суть её состояла в том, что за хулиганской акцией должна была следовать мгновенная реакция — отправление в карцер. Для Матьё немыслимо, чтобы преподаватель уподоблялся тюремному надзирателю, который каждую секунду должен был во внимании, в ожидании очередной выходки.

Матьё, застав нерадивого Моранжа за шаржем на собственном уроке, не отправил его в карцер, а на глазах у изумлённого класса стал рисовать портрет нерадивого ученика  — рядом со своим собственным.

-Добавим улыбку гордеца! — он завершает мелом загнутую линию рта под восхищённый смех ребят.

Но Матьё дал детям не только любовь, он подарил им музыку.

Мальчишки знали, что самая ценная вещь Матьё — это его портфель. Рассматривая его содержимое в укромном месте, они впервые увидели партитуру:

-Может быть, это секретный шифр?

-Точно, азбука Морзе!

-Вот вы где! Отдайте сейчас же! — воскликнул поймавший их Матьё.

-А это правда, что музыка может звучать в портфеле? — спрашивают восхищённые воришки.

-Она может звучать везде! — отвечает гордо Матьё.

Так, или почти так, в интернате появляется хор. Директор смотрит на затею со скепсисом, но Матьё не сдаётся. Ребята оказываются необыкновенно талантивыми, и особенно карикатурщик Пьер Моранж. «Хористы» не мыслимы без образа Матьё так же, как и без сияющих глаз и звенящего голоса актёра, сыгравшего Моранжа — Жана-Ботиста Монье.

Монье уже вырос, успев стать известным певцом и актёром. Во Франции он известен ещё и по фильму «Чёртов мобильник», стилистика которого абсолютна противоположна «Хористам». «Мобильник» — это молодёжная комедия с элементами треша, экспериментальной съёмкой и изначально без всякой претензии на большое кино. Удивительно, что лицо повзрослевшего Жана Ботиста Монье, не потерявшее выражения трогательности, гармонично даже в стилистике трупов в салатовых и розовых подростковых костюмчиках. Всё-таки французское кино, даже ориентированное на возрастную категорию от 12 до 18, остаётся французским кино.

Клеман Матьё рассказывает матери Моранжа об успехах её сына, и не замечает, что каждый следующий её приход заставляет его молниеносно переодеваться и брызгаться духами. Моранж злится на него, и на маму, о которой ему вечно нашептывают одноклассники, — те, чья сиротская зависть перерастает в ненависть. Будучи не в силах справиться со всем этим, Моранж восстаёт и выливает чернила на голову своего учителя, — как раз, когда тот разговаривает с его матерью. Матьё запрещает Моранжу петь.

Но на выступлении перед герцогиней, когда мальчики одеты в праздничные белые рубашки, Матьё взмахом руки приглашает Моранжа исполнить главную партию.

«И в глазах Моранжа, который так прекрасно следовал ритму, я вдруг прочёл очень многое. Гордость, радость быть прощённым и, что было новым для него, нечто, похожее на признательность.»

Виолетта Моранж выходит замуж за известного инженера. Они прощаются так нелепо и смешно — в кафе; она — убегает с сияющими глазами, а он — остаётся за опустевшим столиком и с опустошённым сердцем. И тем не менее, не смотря на драматизм момента, во всей его милой абсурдности фильм непогрешим перед законами собственного нехитрого построения. В фильме нет депрессии, ровно как и зла нет, потому что Рошена с его «акцией-реакцией» всё-таки уволят, а поджигатель интерната, злобный мальчик Моден, будет выдворен из места, которое могло бы стать для него домом. Подлинная «улыбка гордеца» сияет на его лице, когда он видит «Дно пруда», охваченное огнём...

Директор Рошен уезжает в город, «клянчить себе орден», но телефонный звонок заставляет его скоропостижно вернуться. В интернате пожар! Спасатели окружают здание, но в самый напряжённый момент издали звучат звуки хора. «Мы ходили в лес на пробежку» — говорит изумлённо глядя на пожар Матьё.

-Вы получите расчёт завтра — отвечает ему Рошен, уже разговаривая с ним в своём кабинете. — Запрещаю вам прощаться с учениками.

Матьё бредёт в сторону ворот — тех самых, где впервые увидел Пипино. 

" Я надеялся, что ученики нарушат запрет, чтобы попрощаться со мной. Но нет. Видимо, благоразумие этих детей граничило с безразличием."

И вдруг...

Прекратите хор! — кричит Рошен. — Заставьте их замолчать!

Но ребята забаррикадировали вход. Воздух сливается с их пеием, а из окна сыплятся воздушные самолётики, исписанные вдоль и поперёк.

" На одном листке я узнал старательный почерк Банифаса. Листок с ошибками был, естественно, Пипино. С нотными знаками выдавал Моранжа. А этот… А ещё — этот..."

Музыка, третий неотъемлемый персонаж истории, в которой отец-композитор не сумел обрести сына-певца. Хористы поют о себе самих, ведь музыку и слова пишет им их учитель. Он пишет песни о прекрасных детских душах, бредущих во тьме, о воздушном змее, о горячих сердцах, любви, славе и ярком лучащимся свете в конце времён. Парадоксальный творческий ход — строить картину вне музыкального жанра, когда вся стилистика воздуха и простора берёт начало в песнях хора. Когда вся суть картины, её соль, каждый эпизод в своём настроении созвучен песням детей, «бредущих во тьме». А ведь всё целостное парадоксально своей необъяснимостью, неразложимостью. Цельность «Хористов» в лёгкости, простоте и возвышенности бытия художественного пространства, а оно образуется именно музыкой.

Ветерок с океана
Несёт птицу так легко,
Летящую с заснеженных земель
Неуловимый воздух зимы
Вдаль уходит твое эхо
Замки в Испании

Кружись на ветру, вертись, расправь свои крылья
В сером рассвете востока
Найди дорогу к радуге
Откроется весна

Ветерок с океана
Так легко несёт птицу
На камни затопленного острова
Неуловимый воздух зимы
Неконец твой вздох удалится
Далеко в горы

Кружись на ветру, вертись, расправь свои крылья
В сером рассвете востока
Найди дорогу к радуге
Откроется весна

Штиль в океане.

Кроме всех этих песен, они поют реквием «Господи воскресни». И, кажется, когда воздух комнаты пронизывают стройные и строгие слова золотой латыни, когда из широкого класса эта музыка проникает в мою небольшую комнату, я чувствую, я знаю, и, да, я могу сказать — этот фильм о том, как дети говорят с Богом, и о том, как Бог говорит с детьми.

Матьё, снова потеряв работу и утратив всякую надежду обрести семейнй покой, бредёт к автобусной остановке вместе со своим портфелем, в котором — всё те же нотные листы; за ним бежит мальчуган в коротеньких шортиках. 

-Месье Матьё, Месье Матьё, возьмите меня с собой!

-Пипино, что ты тут делаешь?! Я не могу! Иди, иди обратно!

-Ну Месье Матьё, ну пожалуйста!

-Но я не могу! Иди!

Дверь автобуса захлопывается, и автобус отъезжает. Впрочем, вскоре он останавливается, и из открытой дверцы протягивается отчаянно машущая рука.

«Пипино был прав. Матьё уволили в субботу.»

В мире есть всё, говорит нам этот фильм, но только зла нет, потому что там, где звучит музыка, слышна надежда.